Сказ про то, как практикующие в Съяны ездили
Как это было. Обещали дождь, грозу, апокалипсис. Обещанья не исполнили – по голубому небу ползли ленивые облачка, солнце жарило как из пулемета.
Сначала заблудились. Навигатор повел нас в стену, в пустоту. И странное дело – прямо знак какой-то, целый день нам встречались пары детей. Например, по дороге к пещерам встретилась огненно-рыжеволосая девочка по имени Ева с мальчиком и велосипедом. Девочка, кстати, нам наврала и чуть было не увела в противоположную сторону. Фантазерка. Но потом мы встретили четырех суровых одинаковых мужиков, похожих друг на друга как патроны в обойме. Они то и выдали суровую мужскую правду о том, где дыра.
И вот мы тут. У входа, точнее, у колодца. Из дыры в земле тянет холодком. Тут же встречаем нашего будущего проводника. Парень-переросток, немного неловкий и медлительный, на вид простоватый, для мужества дымит сигаретой, предлагает заварить доширак на огне свечи.
Тут же встречаем другую пару детей, на сей раз с дедушкой. Лезут внутрь перед нами, затем с воплями выскакивают. Девочке страшно темноты. Но девочка молодец, увидев ныряющих под землю нас, решила, что раз такие смешные дяди и тети не боятся, то и ей, девочке, бояться не надо.
Итак, падаем внутрь. Приятная прохлада (после жары для вспотевших нас), темно, черно, хоть глаза выколи. Половина забыла фонари. Господи, голову бы не забыли, как говорила моя бабушка. Это мой ВД.
Записываемся у входа в бортовой журнал.
Проползаем через скользкие камни, нежно их обнимая. И ну тут же фоткаться, селфи фигачить. Ну конечно, у нас, как у тех женщин из русских селений: коня остановила, избу погасила, и селфач будь добра сделай, покажи миру себя. Идем. Нагнувшись. Головой бьем потолок периодически. Кто-то ойкает, а кто-то бьет молча. Ну а что он тут, понимаешь, висит такой нервно-неровный, этот ваш потолок? Всю дорогу избиваем потолок головами (некоторые) и мечтаем о каске. Вот эротическая мечта такая – о каске с фонариком. Изысканная фантазия, как жираф у озера Чад.
Дети прыгают, то спереди, то сзади, шумят и веселятся, в меру безумно, как любые дети. Очаровательные. Ученые считают, что природа сделала детей очаровательными, чтобы взрослые их не убили. Находим зал с качелями. Что качели делают в пещере? Говорят, что очень круто качаться на них в полной темноте. Но у нас шансов на темноту и тишину нет, у нас дети и их дедушка. Идем дальше. Встречаем разных забавных людей, не менее забавных чем мы. Приходим в зал с Аристархом. Он качается на повешенном к потолку камне. Скелет Аристарха давно украли, остался лишь облик и дух его в камне вместо головы.
И тут часть народа с детьми уходит вперед, мы мешкаем, и в итоге теряемся. Идем искать всех, но они как в воду канули. И тогда мы включаем наши паранормальные способности чтения карты и идем по карте в грот Громова. Но в гроте Громова никого из наших нет, лишь два гнома в каменном лазу добывают самоцветы. Они никого не видели, ну окей. Идем назад и тут нам приходит светлая мысль попасть в грот «Идиоты» (любим же мы Достоевского, ага). Заходим, там уютно. Сидим в тишине, глаза закрыта (а даже если открыты – какая разница?). Только моя куртка похрустывает на сгибах, дыхание шумит как камыш, и кровь бежит, стуча сердцем, по кругу. У меня прет перепросмотр, но я чую что оставшиеся все в легкой панике и раздрае, надо идти спасать. Или самому спасаться.
Идем. Застаем всех, спасаем от юных «старожилов», присевших им на уши, детей правда уже нет. Двигаемся в грот «Три поросенка». По дороге, перелезая через нору в камнях, у меня свело ногу. Всегда мечтал написать это предложение, оставив его несогласованным. Реально, кстати, свело, потом еще пару дней ощущал.
В гроте, наконец, начинаем практику. Сначала сидим долго в тишине, без подсказок. Сама тишина, сущая темнота поглощает внутренний диалог. Звуки глохнут в этих стенах, и мысли сами собой начинают вязнуть и приглушаться. Под землей все немного космическое – понимаешь, что это мокрая дикая планета, которая несется сломя голову в космосе, а не просто степенная земля-матушка. Полное отсутствие света начинает порождать картины перед глазами – получается, что мы мыслим изображениями, образами визуальными – то есть тем, что описывает наш язык, на что у нас хватает языка. А я языке каждое слово привязано к визуальному образу. А понимаешь и видишь это с очевидностью при полном отсутствии какой-либо визуальности.
Пока мы всей нашей группой тишим в седине, в соседнем гроте наш проводник шебуршит чего-то, копыхается, заваривает с понтом свой доширак, тянет свою сигаретку.
А мы начинаем звучать, вибрируем, на все магические гласные и на пару магических несогласных. Звук в пещере плывет, пронизывает насквозь, заползает под самое сердце, изрыгается наружу и обвивает по ногам, сворачивается в кольца как сигаретный дым и умирает на стенках.
Затем издаем крик и слушаем крики друг друга. Крик раскрывает энергетическое тело. Я вижу у крикнувшего энергетическое тело оно словно бы материализуется на несколько секунд, висит во влажном воздухе. И у каждого это тело-крик свое. И после криков все вдруг замерзли и заторопились. Энергия тел запросила солнышка и тепла. Идем назад, по дороге успеваем зайти в храм, он по-православному милый, домашний. Если бы все храмы были такими, я заходил бы них чаще.
Выход на солнце из пещер – это всегда немного рождение, это обнажение мягкого червячка, доверчиво выползшего из яблока на ветер. И мы такие же, взобрались на холм, обнимаемый пеленой солнечного закатного света и овеваемый мягким южным ветром. Таких сказочных облаков, таких образов, как облачные города и гигантские птицы на полнеба, я давно не помню. Третья пара прелестных детей встретилась нам, когда мы садились по машинам.
Закончили же мы свое путешествие под землю в придорожной пончиковой. И это была жирная, вкусная точка.
[DP_Grid_View_Related_Posts dp_postid=»4791″ dp_title=»Другие статьи о наследии Кастанеды»]