Начну с истории. В начале нулевых мы с подругой приехали на семинар по тенсегрити Карлоса Кастанеды в Барселону. Это был один из первых наших визитов за границу, в Барселоне был первый семинар учеников Кастанеды, в общем – многое было в новинку и впервые. Местные практикующие испытывали к нам такой же интерес и любопытство, как и мы к ним. Одна интеллигентная испанская пара пригласила нас к себе после семинара в гости на пару дней. Мы, разумеется, согласились. Дом этих прекрасных людей находился недалеко от горы Монсеррат, он был каменным и трехэтажным. Во дворе у ребят стояли две машины. Вид из окна утром открывался просто волшебный. А запахи травы и цветов, растущих во дворе и в окрестных лугах, носились ветром и были непередаваемые. В общем, все было великолепно. Одна беда – мы довольно плохо говорили по-английски, буквально на пальцах. Переводчика у нас не было. Хозяева говорили на чуждом им английском чуть лучше, чем мы. Но мы искренне пытались общаться.
И вечером первого дня, когда гостеприимные хозяева открыли бутылочку красного домашнего вина, мы сидели и разговаривали о том, о сем. И не помню уже как, но наш разговор зашел про коммунизм и Советский Союз. Наши хозяева сказали нам буквально следующее: «идея коммунизма – это хорошо, хотя Сталин ошибался». На этой фразе я впал в когнитивный диссонанс. Для меня, выросшего в голодноватом далеком верхнем Поволжье, в советские времена, разговор про «хорошую идею коммунизма» с благополучной буржуазной семьей, живущей в частном доме, с собственным вином и двумя автомобилями звучал как плохой анекдот. Похоже, наши испанские друзья никогда не жили в коммуналке и не стояли в очередях за маслом по талонам. Мы пытались им возражать, и похоже, что наши высказывания не слишком то пришлись хозяевам по душе. С тех пор они нас уже не приглашали в гости, хотя мы с ними потом пару раз виделись.
Я иногда вспоминаю про тот разговор в доме у горы Монсеррат, когда смотрю на фейсбучные профили западных ведущих тенсегрити. Очень большая часть европейских и американских ведущих тенсегрити очевидно поддерживает левые социалистические политические движения, участвует в «маршах вагин», участвует в Миту, БЛМ, ругает Трампа за связь с Россией, и в том же духе. Иными словами, вовлечены в ту культурную революцию, которую переживает сейчас западное общество. Вспомните эту войну с памятниками, марши, погромы и захваты центров городов. А западное общество в лице университетских сообществ, интеллектуалов, большинства лидеров общественного мнения и подавляющего числа топовых СМИ заметно полевели с момента середины девяностых годов, когда Карлос Кастанеда занимался популяризацией тенсегрити. Полевели настолько, что, скажем так, речь идет уже о вполне социалистических и коммунистических идеях. Кроме того, развился и культурный наследник марксизма – феминизм второй и третьей волны, имеющее отчетливо антибуржуазное, революционное настроение.
Казалось бы – какое отношение все эти политические тенденции имеют к наследию Карлоса Кастанеды?
А вот какое. Эти настроения охватывают заметную часть не только европейских ведущих-фасилитаторов (то есть, так называемых, «опытных практикующих»), но и вполне себе прямых учеников Кастанеды. Так мне видится со стороны.
Например, официальная внучка Карлоса Кастанеды (не по крови, но удочеренная – законы США позволяют такие формы удочерения взрослых людей) Аерин Александр рассказывает в блоге сцену из своей жизни. Сцена следующая: ее сын делится с мамой и с папой за обеденным столом своей подростковой проблемой: ему нравится одна девочка в школе и он сомневается, хорошо ли выразить свои чувства к девочке с помощью букета цветов. Аэрин, как прогрессивная и продвинутая мама, говорит сыну, что он и к мальчикам тоже может выражать хорошее отношение с помощью букетов цветов. На что папа – Майлс Рид (тоже один из учеников Карлоса Кастанеды), осторожно замечает, что, наверное, в школе все-таки лучше не выражать свои чувства к друзьям с помощью букетов, после чего эмоции мамы взрываются, на этом занавес опускается. И затем Аерин рассказывает какой страшной эмоциональной травмой для нее было общение с ее братьями, один из которых приставал к ней и лапал ее в подростковом возрасте.
Другая ученица Карлоса Кастанеды, креативный директор Cleargreen (на тот момент) – Найи Мюрез. После победы гей-лобби и разрешения на однополые браки в штате Калифорния в 2013 году она вешает в свой профиль победную аватарку с радужным флагом. Я тогда, увидев это, просто удивился. А один из организаторов и коспонсоров семинаров тенсегрити в России, увидев это, начал чертыхаться, креститься и навсегда ушел из тенсегрити в православие. Для него это стало последней каплей.
И очень во многих аккаунтах западных (и не только) ведущих и фасилитаторов тенсегрити – отчетливо видна поддержка основного политического левого тренда: лайки, репосты и высказывания. Интересно (и достойно уважения), что Рената Мюрез пока в явном выражении политических симпатий и антипатий не замечена.
Представьте себе картину: Карлос приходит к Дону Хуану с радостной вестью – в Калифорнии разрешены гей-браки. Можете себе представить?
Самому Карлосу Кастанеде задавали подобные вопросы – например, что он думает о Маркосе (это ультралевый предводитель партизан на Юкатане). На что Карлос в ответ привел поучительный разговор со старым нагвалем, которому Карлос как-то пытался затирать политическую проблематику о проблемах несчастных майя или африканцев, на что Дон Хуан заметил, что в этой политической борьбе содержится глубокий самообман: «Ты не способен позаботиться о самом себе, а пытаешься заботиться о других». Иными словами, он указал на скрытое чувство жалости к себе, которое лежит в основе этой политической борьбы «за все хорошее».
Почему так получается с современным тенсегрити движением?
Причин несколько.
Во-первых, очень большое количество «старых» практикующих пришло в учение Карлоса Кастанеды именно из университетской среды США и Европы, где марксистские и левые идеи буквально витали в воздухе уже в 90-е. А в движении хиппи и в нью-эйдж — еще раньше, в 70-е и 80-е. Эти люди были выкованы в кузнице культурного марксизма, где созревала третья волна феминизма и постмарксистские идеологии. Найи Мюрез — пришла в тенсегрити как раз из такого слоя прогрессивных американских интеллектуалов. В то время как Рената по своему социальному происхождению — из реднеков (семьи простых работяг-американцев).
Во-вторых, некоторые из них, как Аэрин – были свидетелями правых диктатур в своей стране (Аргентина), и естественно, отрицая «правых», естественно пришли к «левым» идеям. Но важнее то, что никто из них не был свидетелем и не рос в условиях левых диктатур. Поскольку левые диктатуры охватывали гораздо более бедные и, в основном, азиатские страны, которые не были способны поставлять участников в тенсегрити. К тому же и доступ к книгам Кастанеды в левых диктатурах был мягко говоря затруднен. Даже в относительно мягкотелом позднесоветском Союзе достать книги Кастанеды было нетривиальной задачей — они были запрещены и ходили в самиздатовских списках. Я такой раритет увидел только уже после распада Союза в общежитии Петербургского Университета в 87-м году.
В-третьих, все-таки надо понимать, что участники тенсегрити – довольно сильно отличаются от Дона Хуана и его учеников. Они гораздо в большей степени социализированы, поглощены современным миром, вовлечены в глобальные потоки, несомненно, порабощающие умы и сердца людей. У них нет своего Дона Хуана, который бы мог им дать по башке, чтобы немного отрезвить их прекраснодушные идеи о справедливом мире без войн, насилия, неравенства, и так далее. Иными словами, история про «путь воина» в традиции Дона Хуана, очень часто интерпретируется как политический джихад за все хорошее и чудесное против «старого», «несправедливого», «угнетающего» и так далее. Суровое отношение Дона Хуана к подобным вещам – невыносимо для большинства, даже для продвинутых практиков.
Напомню, кстати что сам Дон Хуан в подростковом возрасте был настоящей жертвой ультраправого профашистского режима мексиканского диктатора Порфирио Диаса. Он вполне мог бы сказать пару слов против угнетения индейцев и привилегий белых людей. Однако вместо того, чтобы организовывать восстание, митинги и одиночные пикеты, он наоборот — искал тиранов и использовал их для самосовершенствования своей безупречности. Мы не слышим от Дона Хуана ни одной жалобы на несправедливость мира или социального порядка.
Справедливости ради мы можем вспомнить такие жалобы в книге Флоринды Доннер, где ее учительница, Делия, рассказывает об ужасно несправедливом обмене энергией между мужчиной и женщиной. Нечто подобное рассказывает и Клара Боуэм — Тайше Абеляр. Энергетические черви, мужчины-паразиты, все дела. Восстание женщин воинов заключается в том, что они очищают свою матку и не позволяют никому распоряжаться своей энергией и жизнью против их свободной воли. Их вполне можно назвать протофеминистками, в каком то смысле. При этом надо учитывать, что, и Делия, и Клара — не лесбосепаратистки, а живут в партнерстве с воинами-мужчинами. Более того, можно сказать, что они находятся в добровольном подчинении нагвалю-мужчине.
Однако не нужно путать войну за свободу восприятия видящего от борьбы за политические права и свободы «угнетенных групп». Это очень разные вещи, а порой и противоположные. Намерение современного общества, как говорил Карлос, с особой силой навязывает своим участникам ощущение «бедной сиротки», то есть — ощущение жертвы, несчастной, неспособной сопротивляться, раздавленной и парализованной, лишенной воли и права выбора. Я вижу очень сильный момент этой «бедной сиротки» в якобы «сострадающих» рассказах о несчастных и погубленных «жертвах» — патриархата, белого большинства, желтого большинства, капитализма, колониализма и так далее и так далее. Словно бы всегда другие виноваты в том, что я чувствую себя плохо или разрушаю себя.
Вот такие размышления.
А что думаете вы? Пишите в Воцап ваши мысли +79169121410
Олег Вертиго